Спектакль «Фаина. Эшелон»

Недавняя премьера театра «Фаина. Эшелон», которую сыграли буквально за несколько дней до объявления карантина и закрытия всех московских театров, стала не только приношением всем тем, на чью долю выпали страшные испытания, смерть близких, выживание, ужас оккупации, лишения эвакуации и суровые трудности послевоенной жизни. «Фаина» вышла настоящим гимном жизни и любви, веры в человека и силу духа. Правдивость спектакля, жанр которого его автор назвал лаконично и бесстрашно — «трагедия», — обусловлена очень простым обстоятельством: он основан на воспоминаниях Фаины Райхельгауз, матери режиссера, которая рассказывала близким историю своей жизни, а затем описала ее в книге «О том, что помню… прошло… тревожит».

Заслуженная артистка России Елена Санаева прочла книгу Фаины Райхельгауз просто для себя. После чего объявила: «Я бы хотела это сыграть». Впрочем, «сыграть» — неточное слово. Естественность, безусловность, буквальность – вот принцип существования Елены Санаевой в этом спектакле.

Была придумана исходная мизансцена, которая в процессе репетиций развернулась в сложнейшее сценографическое решение Марии Трегубовой и в драматургическую концепцию в целом. Гигантская платформа, воссоздающая реальный открытый вагон эшелона – таково сценическое пространство, где сконцентрировано действие и где располагаются зрители. Приставленные друг к дружке простые столы, разнокалиберные стулья. Неприветливые, немногословные ассистенты в какой-то неопределенной униформе раскладывают на столах миски, алюминиевые ложки, рассаживают зрителей за длинный стол. Такие столы выгораживали в пятиэтажках или в бараках, когда собирались всем двором, чтобы справить свадьбу, день рождения, а то и поминки.

Героиня – в центре стола. Она занята простым делом. И одновременно сакральным. Она – (Елена Всеволодовна или Фаина Иосифовна? Этот вопрос так и не найдет ответа – настолько фантастична сила идентификации актрисы со своей героиней) варит борщ. Реальный постный борщ, со всеми необходимыми закладками – картошка, зажарка из лука и морковки, свекла, фасоль, капуста, ну и соль-перец по вкусу…. Варит борщ и начинает свой рассказ.

Проходят минуты, и граница между Фаиной и Санаевой стирается абсолютно. Подчиняясь ее спокойному рассказу, зрители погружаются в те события, о которых идет речь. Время от времени зрители видят маму героини – она молода, прекрасна, то ли призрак, то ли галлюцинация, то ли сон… Татьяна Циренина в этой почти бессловесной роли – невесомый поэтический образ, буквально летящий сквозь ряд сидящих друг напротив друга зрителей. Перестук колес становится все громче. История – все напряженнее.

Кульминация спектакля совпадает с финалом… Память героини возвращается к страшному эпизоду налета фашистской авиации. Бомбежка врывается в сегодняшнюю реальность, разрушая театральную условность и буквально обрушивая на зрителей страшный рев «мессершмиттов», действующий на подсознание звук летящих бомб, взрывы… Столы, стулья взлетают, превращая пространство в хаос…

— Дорогие, борщ готов – подходите, попробуйте, — неожиданно говорит Елена Санаева, гостеприимно приглашая зрителей вернуться за столы.

И вот именно тогда, когда публика начинает с аппетитом поглощать вкусный наваристый борщ, становится понятной его сакральная символика. «Мамин борщ – это святое», так почти каждый может сказать в шутку. Но шутка ли это? Когда за обычным делом приготовления пищи для всей семьи, для друзей, соседей, для зрителей, пришедших в театр, стоит ощущение жизни как дара, как праздника, – это становится настоящим символом любви. Ведь только она способна гармонизовать душу человека и примирить ее с любыми обстоятельствами.