Выставка «Изумрудные пруды»

29 октября в Orekhov Gallery открылась выставка Саввы Савельева «Изумрудные пруды».

То, что живописец — колорист, Малевич в своих манифестах, декларациях и статьях обосновывает еще в начале 20 века с точки зрения взаимоотношений цвета и формы. Ротко продолжает освобождение цвета и отделяет визуальное представление и смысловую нагрузку искусства, создав феномен эмоциональных картин, определенных как живопись цветового поля. Один и тот же цвет в работах Фрэнка Стеллы «Черные картины» или шесть первичных или вторичных цветов из серии Benjamin Moore, названной в честь бренда краски, и другие исследования художников-модернистов, Элен Франкенталер, Барнетта Ньюмана, Жоана Миро, Жюля Олицки с выраженным психологическим использованием цвета, преподнесли каждую отдельную картину как единое, сплоченное, монолитное изображение в рамках серии родственных типов. Аниш Капур, получивший в 2016 эксклюзивные права на использование вещества Vantablack, которое имеет самый черный цвет в мире, доказывает, что интерес к цвету у художников силен и через 60 лет после International Klein Blue.

Согласно теории Кандинского, изложенной в «О духовном в искусстве», художник выбирает цветовой тон, то есть субъективно охарактеризовывает цвет, затем ограничивает его от других цветов, что меняет субъективный характер цвета, добавляя к нему объективную оболочку. Цвет, таким образом, предстает в форме некоего художественного объекта, «существа», вступающего во взаимоотношения с другими «существами» картины, находящихся с ним в живом диалоге. Форма может подчеркивать значение цвета, а может, наоборот, притуплять его.

Последние несколько лет Савва Савельев работает с изумрудным цветом — исследует его природу и синхронизирует его с текстами. Художник цитирует Плиния, который утверждал, что «зелень деревьев доставляет большое удовольствие, но с зеленью изумруда не может сравниться ни один предмет».

Вход в изумрудный цвет произошел у художника в мастерской, когда он делал заготовки холстов и красил их в изумрудный цвет. Один такой холст долго стоял и «заработал», когда художник, вернувшись из магазина, бросил белый пакет на пол напротив него. Так, встретился объект и фон, белый и изумрудный цвета. Белый стал цветом объектов — скульптур, — погруженных в идеальную ситуацию цвета.

Попытки выйти в синий, желтый, оранжевый фон кроме панической реакции и спазма ни к чему художника не приводят, однако эти цвета проявляются в объектах/субъектах и их элементах, вытесняя идеальную форму «белого пакета».

В изумрудном пруду Саввы немного парят и рыбы с раковинами, и единороги, и лошади, и люди, скрывающие лица за пакетами, и агнцы. Изумрудные колышущиеся пятна, красные вкрапления по центру холста, бирюзовые подтеки и слово «слышно» над этой композицией — моментально включают нас в сюжет картины, его чувственную суть. Так и одинокие скульптуры мужчины и женщины с дубиной и шаром в руках и вопрос из Экклезиаста «кому достанутся все труды мои?» сразу дает нам целую палитру ассоциаций и запускает в голове механизм, рифмующий слово с цветом и формой. Видя неподвижные белые скульптуры, людей с их орудиями производства, можем только догадываться, что они ими производили. Они вырастают из то ли изумрудного прямоугольного пруда, то ли из изумрудной могилы — и оттуда же вырываются два огромных цветных воздушных шара. Шары — предметы неодушевленные, но именно здесь, на контрасте со скульптурами они как раз и выглядят живыми— они шевелятся, задают ритм картине. Возможно, это две души, возможно, те самые труды, которые теперь летят в поиске новых хозяев. А деревянные графики чьих-то личных историй, собранные из взаимно перпендикулярных осей событий, синим маркируют ожидаемое, а красным — эмоциональное «вдруг».

Савва сравнивает свои полотна с мирными транспарантами, где агрессивный красный заменен на «библейский зеленый». И тексты, «кому достанутся все труды мои», «ваше все — наше ничто», приобретают совершенно иную интонацию.