Выставка «Кирилл Чижов. Селена»

7 июня в Orekhov Gallery открывается выставка под названием «Селена» молодого скульптора Кирилла Чижова. За малознакомым именем для тех, кто привык держать руку на пульсе культурных событий в Москве, стоят годы практики в мастерской Александра Рукавишникова и внушительный список групповых проектов. Первая персональная выставка Чижова, «Селена», основана на наблюдении за фазами луны. Развивая тему цикличности жизни, сопоставляя рождение и смерть с рассветом и закатом — художник олицетворяет женщину с бесконечностью начала, конца и снова начала.

Кирилл Чижов не мельчит. Что удивительно для молодого скульптора, прошедшего отечественную школу, до сих пор грешащую то чрезмерным натурализмом, то избыточной экспрессией, то излишком деталей. Его новые работы – портреты людей, причем не нарративных, а ритмических. В эпоху общей композиционной вялости и тотальной неряшливости рисунка, на этой выставке фигуры хорошо нарисованные и не дряблые. Вместо иллюстративности - пластика. Вместо сюжетных мотивировок – конструктивные. Вместо мелочного рукомесла – общее решение темы. Вместо описательного стиля – эпический. Вместо «похожести» – образ. Эти отливки монументальны не по своим размерам, но по своей задаче. Уверенно построенный силуэт, упруго поставленные тела – напряженные, при всей кажущейся статичности, – за счет четко оформленных жестов рук. Статуи Чижова одухотворяет внутреннее действие.

Поэтическое чувство геометрической формы позволяет автору отказаться от «психологии». И этот отказ у Чижова интересен тем, что именно он позволяет ему уйти от инсценировки к пластической драме. Характер этих персонажей явлен не в выражениях их лиц, а в динамике их поз. Головы, напоминающие эллипсы Бранкузи, поставлены на обобщенные тела, трактованные в духе итальянской скульптуры неореализма. Предпочтение шершавой фактуры, без скрупулезной отделки, оправдано тем, что «дышащая» текстура здесь не отягощает восприятие, а оживляет форму. Девушка, стоящая, уперев руки в боки, приводит на память «Фигуристку» Джакомо Манцу. Но если Манцу, или Эмилио Греко, или Франческо Мессина обращались к основанию современной скульптуры, учась непосредственно у Возрождения, то Чижов уходит еще дальше в прошлое: к египетскому фундаменту европейского искусства. Чижовская женщина, застывшая на стуле, повторяет положение Хатшепсут, сидящей на троне. Треугольник прически за ее головой похож на схематически изображенный нерет, головной убор богини. Сквозь изображение современницы проглядывает древний идол.

Мифология никогда не умирает. Она просто обретает другую форму. Исида, чье имя означает «трон», возвращается в современном образе. Эпическая тема предполагает мифологическую трактовку. Но перед нами «стертая» мифология, в которой нет атрибутов, а есть только намеки на них. Круглые серьги главной статуи намекают на образ лунного божества. За днем следует ночь, за рассветом – закат, за рождением – смерть, и – перерождение. Противопоставление цветов – золотого и черного – обозначает этот древнейший дуализм, связанный с ритмом жизни под нашим солнцем. Женщина как существо, порождающее жизнь, стоит в центре этой мифологической картины мира.

Простая геометрия уже свойственна древнейшим из египетских изваяний. Небольшие отличия в точно очерченных формах позволяли варьировать и интерпретировать их многократно на протяжении нескольких тысячелетий. Египетский минимализм отталкивался не от абстрактной геометрии, а от форм человеческого тела. Одной из наиболее архаичных черт египетского искусства является его высокая способность к обобщению. Кирилла Чижова можно назвать неореалистом, если подразумевать под «реализмом» способность говорить о человеке, не отрицая человеческого тела и его природных движений, а под «нео-» тягу к обобщению, выходящую за пределы веристской или натуралистической скульптуры. Однако, лучшим определением станет «архаический реализм».