Спектакль «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»

«Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» – последняя большая эпическая опера Римского-Корсакова. Само ее длинное название адресует к былинным сказаниям, к их неторопливому, поэтически образному слогу. Думается, что главные слова в этом названии – «невидимый» и «дева». В последние годы своей жизни, пришедшиеся на начало смутных времен в России, композитор много размышлял о драматической судьбе родины и уже предчувствовал новые испытания, которые ей предстояло пережить. Он писал о «душных, тревожных состояниях», беспокоивших его, и грезил о «невидимой», то есть призрачно-идеалистической, затерянной в былинно-сказочном прошлом «девственной святой Руси». В философии этой оперы (а к ней нужно относиться именно как к философскому труду) много аллюзий и подтекстов. Сам сюжет ее мифологичен и в существе своем близок к библейским притчам: это история о силе человеческой природы, одухотворенной верой. Той силе, которая побеждает бесовскую «нежить» (слова самого Римского-Корсакова) искренностью и истовостью веры. Не случайно поэтому половину оперного действия занимают молитвы, коллективные или потаенно-исповедальные. А весь интонационный строй «Китежа» как бы всматривается вглубь, в исконные, сакральные первоосновы «русского духа». В этот последний период своей жизни Римский-Корсаков находился на вершине творческой зрелости, но постоянно занимался обновлением своего музыкального языка. Он писал: «Я чувствую, что вступаю в какой-то новый период и что овладеваю приемом, который у меня до сих пор являлся как бы случайным…» Речь идет об особой манере вокального письма, близкой к древним крестьянским распевам, свободным от тисков западноевропейской классической гармонии. Именно в «Китеже» результаты этих поисков достигли совершенного воплощения, как в больших хоровых сценах, так и в монологах солистов. Премьера оперы состоялась 7 февраля 1907 года в Мариинском театре и прошла с исключительным успехом, которому предшествовали полтора года напряженных репетиций. Многие идеи шестидесятитрехлетнего композитора даже молодому поколению артистов казались чересчур радикальными, и однажды, уходя с очередной репетиции, Римский-Корсаков воскликнул: «Ноги моей не будет в этом театре». Общий язык все же был найден, композитор высоко оценил плоды нелегкого совместного труда. Впоследствии театр неоднократно обращался к «Китежу»: постановки 1910, 1918, 1958, 1994 годов и, наконец, нынешняя – 2001 года. Режиссер Дмитрий Черняков использовал некоторые элементы оформления первой постановки, например – живописные занавесы Коровина и Васнецова. Но присущий ему новаторский дух проявился и в этой работе. Уже в начале действия декорации лесной пустоши, где обитает Феврония, пленяют зрителя видеорядом удивительной, сказочной прелести. Они столь причудливы, что сразу переносят зрителя в иные временные и пространственные координаты, в смысловое поле русского эпоса. По-иному решен образ Малого Китежа – вместилища мирских сует. Он напоминает некий привокзальный буфет с его обычной нищетой и неприкаянностью. Наконец, в финале режиссер блестяще визуализировал метафору преображения человеческого духа – путь искупления грехов и вознесения из земного тлена в царство небесного света. Враг внешний мыслится Дмитрием Черняковым как враг внутренний, укоренившийся в слабых душах, беспомощных перед соблазнами порока. Тревожные предчувствия Римского-Корсакова находят, к несчастью, свое воплощение в сегодняшней России. Поэтому грандиозный духовный труд композитора, помещенный в партитуру «Китежа», до сих пор остается актуальным и даже злободневным. О том, почему так происходит, режиссер и размышляет в своей постановке.